– Мы же с тобой говорили, что вокруг нас начались какие-то странные телодвижения, милый, – усмехнулась Эрика и, ласково сжав его за предплечье, попросила: – И что тебе надо быть осторожнее.

Алекс, в этот момент изо всех лихорадочно вспоминающий, о чём они говорили с этим «засланным казачком». Вроде как ни о чём серьёзном. И никаких собственных «проколов» он тоже припомнить не смог. О чём с облегчением и сообщил жене.

– А перед ним на этой встрече и не стояло задачи выведать у тебя какие-нибудь секреты, мой дорогой, – улыбнулась та. – Сегодня он должен был тебя всего лишь очаровать и привязать к себе. Что ему, как я поняла, блестяще удалось сделать.

– И откуда ты всё это знаешь? – ошеломлённо пробормотал Алекс.

– Просто это как раз и есть то, что называется умением вести себя в свете, милый, – вздохнула Эрика. – А вовсе не то, какие драгоценности с каким платьем надевать и как пользоваться дюжиной разных ножей и вилок. Все это – всего лишь инструменты для того, чтобы устанавливать связи, заводить друзей и союзников и упрочить свои влияние и возможности. Разведка же – это всего лишь производное от этого…[158]

– Папа, мама, смотрите, там гора! Она такая… такая… ну без вершины! На самом деле как стол!

Алекс, расположившийся в шезлонге на верхней палубе с недельной давности «Геральд трибьюн», пачку которой доставили на борт часа три назад с проходившего мимо американского пакетбота (ну вот такая тормозная тут «сеть»), поднял голову и улыбнулся сыну. Ванька размахивал руками, возбуждённо тыкая в сторону Столовой горы, являющейся визитной карточкой Кейптауна.

– Да, дорогой мой, это действительно впечатляюще, – ласково отозвалась Эрика, устроившаяся в соседнем шезлонге. Впрочем, таковых на верхней палубе парохода было расставлено ажно три дюжины штук. И большая часть из них в настоящий момент была занята. Правда, картина, представившаяся глазу, всё-таки заметно отличалась от таковой в будущем. Потому что расположившиеся в них люди были одеты не в купальники и плавки, а в обычные платья, а также брючные пары и тройки. Ну а кое-кто ещё и заслонялся зонтиками от жаркого летнего солнца. Февраль в Южном полушарии – самый разгар лета. И хотя на этих широтах, от которых было уже буквально рукой подать до Антарктиды, воздух был не особенно тёплым, но солнце жарило вовсю. Причём во всех диапазонах – от инфракрасного до ультрафиолетового. Ой, похоже, дурят «зелёные» нашего брата, дурят. И озоновая дыра над Антарктидой вовсе не результат «чудовищного насилия человека над природой», а некое природное явление, существующее и в настоящее время.

Ванька довольно прищурился и гордо заявил:

– А мне капитан обещал дать бинокль посмотреть! – После чего развернулся и умчался…

Сразу после того эпизода на приёме по случаю окончания выставки Алекс сумел-таки преодолеть свою «интеллигентскую стеснительность», не позволившую ему после разговора с «товарищем», который руководил установкой телевизора, сообщить о состоявшемся разговоре «куда надо», и напросился на приём к Сталину.

Разговор с Иосифом Виссарионовичем прошёл тяжело. Выслушав его торопливый рассказ, Сталин несколько минут нервно ходил вдоль окон, время от времени бросая на Алекса весьма злые взгляды, после чего вернулся к столу и, сев в кресло, около получаса, фигурально выражаясь, «возил его мордой по асфальту». Алекс краснел, бледнел, его пробивал пот, потом бросало в холод, но сказать в ответ было нечего. Он действительно идиот и своими так некстати прорезавшимися «интеллигентскими соплями» поставил под угрозу не только развитие, да что там – само существование Советского государства, но и жизнь и здоровье своей семьи… Причём сразу по нескольким причинам. Потому что Алексу показалось, что Сталин во время их встречи реально рассматривал вопрос их ликвидации. Ну чтобы раз – и все концы в воду! Проскальзывало у него нечто такое страшное во взгляде, пока он ходил вдоль окон… Однако вроде как обошлось. Потому что к концу своей тирады Иосиф Виссарионович несколько расслабился и произнёс уже более миролюбивым тоном:

– Впрочем, мы все тут виноваты. Зарвались! Вы были совершенно правы, когда настаивали на максимальном ограничении круга тех, кто допущен к тайне. А я увлёкся перспективами и забыл основы конспирации. Что было недопустимо! – Он нервно дёрнул рукой с зажатой в ней пустой трубкой. Курить после возвращения из будущего Сталин пока не начал, но трубку из рук уже почти не выпускал. Похоже, скоро опять закурит. Впрочем, со столь нервной работой это будет немудрено. – Хорошо, мы подумаем, что и как надо будет сделать.

И уже на следующий день Алекса с семьёй вывезли из Москвы и перевезли на дачу в Зубалово, где обитала семья самого Сталина. Охрана там из-за этого была не хуже, чем на Ближней, а сама дача, располагавшаяся километров на пятнадцать дальше от Москвы по (Алекс даже слегка охренел, как узнал) Рублёво-Успенскому шоссе, оказалась куда более уединённым местечком. На Ближней-то даче у Сталина, по существу, больший «проходной двор» – столько разного народа бывает…

Поскольку Эрика приятельствовала с Надей Аллилуевой ещё со времён своей работы в Промакадемии, в Зубалово они обжились без особенных проблем. Более того, поскольку Сталин после их появления стал появляться на этой даче куда чаще, чем раньше, Надежда даже оказалась им благодарна. Как бы там ни было, в эти последние недели перед отъездом Иосиф Виссарионович загрузил Алекса по полной. Причём по большей части в тех областях, в которых парень был почти ни в зуб ногой. Ну, или очень сильно плавал. Всякие там социология, социальная и общая психология и всё такое прочее… Ему пришлось сильно напрягать мозги и вспоминать всё, о чём он когда-либо читал по этому поводу. Ну, всякие там «Теории разбитых окон», стэнфордский тюремный эксперимент, «Вселенная-25»[159]. Чем это было вызвано – парень так и не понял. То ли Сталин решил напоследок по полной использовать, так сказать, теряемый «ресурс», то ли просто рассудил, что занятый делом Алекс для всех (в том числе и для себя и своей семьи) куда безопаснее, чем таковой же, но ничем не занятый… Впрочем, вполне возможно, все эти уничижительные размышления не имели под собой особенных оснований. А дело было в том, что Иосиф Виссарионович наконец-то разгрёб все накопившиеся за время его отсутствия проблемы и настроил подчинённых и соратников на дальнейшие действия, вследствие чего у него наконец-то освободилось время и для Алекса.